«Больше всего вопросов ООН. Она практически приравнивает жертву и нападающего» – омбудсмен Украины

С начала масштабной российской агрессии значительно увеличился список и объем нарушений прав человека, с которыми сталкиваются украинские граждане. Защищать их права, несмотря на то, где находится человек: на оккупированной территории, в Украине или на границе, должен институт Уполномоченного Верховной Рады по правам человека. Дмитрий Лубинец был назначен на должность два месяца назад после увольнения Верховной Радой его предшественницы Людмилы Денисовой.

О развитии института, переговорах с Россией по обмену военнопленных, операциях по спасению украинских детей, которых Москва принудительно вывозит из Украины, омбусдмен рассказал в интервью корреспонденту Украинской службы Голоса Америки Ирине Соломко.

– 1 сентября исполнилось два месяца с того момента, как вы были назначены на должность Уполномоченного Верховной Рады по правам человека. Вы возглавили институт во время войны, после скандального увольнения Людмилы Денисовой. Какие первоочередные задачи вы себе поставили, учитывая эти обстоятельства?

– Когда я согласился на эту должность, я поставил для себя несколько стратегических задач.

Во-первых, увеличить уровень доверия этой ситуации среди граждан Украины.

Во-вторых, увеличить инструментарий получения помощи от наших международных партнеров.

В-третьих, сформировать структуру и команду, способную защищать права граждан Украины во всех отраслях.

Я буду делать акцент на регионах. Я всегда подчеркиваю, что моя реформа с элементами децентрализации. Поэтому открываем представительства в каждой области Украины, которые могут реагировать на нарушения прав граждан Украины в той или иной отрасли.

Да, война накладывает отпечаток на нашу работу. У нас появилось отдельное направление – это работа с военнопленными и гражданскими, защита членов их семей. Это достаточно тяжелое эмоциональное направление. Кроме того, это и работа с внутренне перемещенными лицами, которых миллионы. 8,5 млн. граждан Украины – это внутренне перемещенные лица. Еще дополнительно более 5 млн выехали за пределы государства. Это огромные вызовы как для Украины, так и для помогающих нам государств. Но права этих людей тоже нужно защищать.

– Если говорить о том, как вы получаете обращение. Один из скандалов, который касался вашей предшественницы, связан с «горячей линией» по поводу сексуального насилия. Работает ли она до сих пор и как вы в этом плане организовали работу?

– Как мы выяснили, эта «горячая линия» не была ресурсом нашего института. Это был отдельный проект, реализовавшийся вместе с донором. Это была отдельная «горячая линия» в отношении пострадавших в результате преступлений сексуального характера, совершенных военнослужащими Российской Федерации на территории Украины.

Я не знаю, на каких основаниях предыдущая руководительница без соблюдения юридических механизмов делала заявления. Ведь по каждому обращению, по моему мнению, нужно срочно обратиться в Национальную полицию, чтобы было открыто уголовное производство и состоялась процедура фиксации этого преступления, а также проверка фактов. Если все подтверждается, это ложится в дополнительно накопленные материалы, которые находятся под процессуальным руководством Офиса генерального прокурора. Мы будем передавать их в Международный криминальный трибунал, чтобы были осуждены абсолютно все: не только, кто это делал, но и те, кто отдавал приказы.

Гораздо более правильная позиция, когда мы профессионально выполняем свою работу. Мы накапливаем юридические факты, доводим их до логического завершения и на основании этого в Россию применяются дополнительные санкции.

Наша «горячая линия» работает. Она также проходит стадии реорганизации. Сначала работало три человека, сейчас – шесть. Я хочу – минимум десять. Вижу, что чем больше мы привлекаем к этой работе наших сотрудников, тем больше у нас идет обращений. Сейчас в неделю мы получаем около тысячи обращений. Кроме того, работает общественная приемная, можно подать свое заявление и онлайн.

Также мы видим, что из-за войны количество личных обращений растет, однако, появились и коллективные обращения. К примеру, были арестованы ребята на острове Змеиный, и родственники создали организацию, занимающуюся этим вопросом. Такая же ситуация и в отношении служащих Национальной гвардии, которых Российская Федерация захватила на территории Чернобыльской атомной электростанции. Также есть объединение жен, матерей и родственников защитников Мариуполя. И таких организаций действительно очень много.

– Эта тысяча обращений еженедельно связана с войной? Как много среди них преступлений, связанных с сексуальным насилием?

– Да, большинство связано с вооруженной агрессией. Защита прав относительно поврежденного имущества или того имущества, которое осталось на временном оккупированных территориях. Огромный массив имеем по военнопленным и гражданским. Есть случаи совершения российскими военнослужащими преступлений, в том числе сексуального характера. Я не скажу, что их слишком много, но они есть.

Там, где мы получили доступ к территориям, людям, которые готовы предоставлять эти свечения, мы это фиксируем. И сейчас мы такие процедуры приступим к территории Херсонской области. Как только мы освобождаем деревню маленькую, у нас уже есть дополнительные факты, чем там занимались оккупанты. И ни о каких соблюдениях международных конвенций речь не идет.

– Пока у нас нет никаких цифр относительно того, сколько военнопленных находится в руках России. Однако есть данные от родственников, в частности нашего коллеги Максима Буткевича, что к украинским военным не допускают ни Красный Крест, ни ООН, нет никакой коммуникации. Как сейчас ведутся переговоры по обмену?

– Я не могу рассказывать деталей, только могу сказать, что коммуникация идет тяжело, однако обмены происходят. Да, не такое количество, как мы бы хотели. Но они уходят.

Однако могу отметить, что Россия не выполняет никаких норм. И мы фиксируем не только нарушение прав граждан Украины, но и нарушение условий деятельности международных организаций, например Международного комитета Красного Креста. Его работа регулируется Женевской конвенцией, подписанной Российской Федерацией. И Россия как сторона конфликта должна предоставлять доступ для мониторинга Красного Креста.

Родственники должны знать, в каких условиях находятся пленные, дают ли им воду и медицинское обслуживание. Не менее одного раза в месяц они имеют право на переписку. Обязательно, если начался судебный процесс, обеспечен доступ адвокатов. Также должно сообщаться, если военнослужащих переводят в другое место. Россия не выполняет ни одну из этих норм. Российская Федерация вообще не допускает Международный комитет Красного Креста. Они это фиксируют, а поделать ничего не могут. Реакции никакой.

Такая же ситуация и в отношении Организации Объединенных Наций. У нас больше всего вопросов о ее деятельности. Мы видим, что она практически приравнивает жертву и нападающего. Яркий пример – это украинское зерно. Вместо того чтобы заставить Россию разблокировать украинские порты и обеспечить безопасное прохождение судов, ООН начала переговоры и заставила подписать соглашение. То есть мне кажется, что они больше давят на нас, чем на агрессора. И я часто публично в разговорах с представителями института говорю об этом.

Возможно, они тоже ищут какие-то дополнительные механизмы, но когда я получаю информацию о создании дополнительной миссии, чтобы помогать гражданам Украины, у меня это вызывает лишь скептическую улыбку.

У нас уже есть четыре миссии. Постоянная миссия ООН в Украине, мониторинговая миссия по сбору доказательств военных преступлений на территории Украины, созданной на основании решения Генассамблеи в апреле. Третья – расследование событий в Оленовке. Четвертая – по ситуации на Запорожской атомной электростанции. Четыре миссии. Сколько еще нужно создать, чтобы понять, что этот механизм не действует на Российскую Федерацию? ООН просто не допускается на временно оккупированную территорию.

Российская Федерация останавливается там, где ее останавливают физически. Заявления о глубокой обеспокоенности ситуацией на территории Украины не останавливают российские «Грады». Она это воспринимает как слабость и будет идти дальше. Это понимают Финляндия и Швеция, которые быстро нашли механизм защиты – вступление в НАТО.

– Давайте вернемся к событиям в Оленовке. Вы уже отметили, что создана отдельная миссия для расследования событий, в результате которых погибли десятки украинских военнопленных-азовцев, которых под гарантию того же Красного Креста должны были передать Украине. Каковы ваши оценки перспектив этой миссии?

– Особых ожиданий нет, потому что проходит время и доказательства военных преступлений Российская Федерация убирает.

У нас нет сомнений, что там произошло. По анализу имеющихся в публичном доступе фото и видеоматериалов военные эксперты (и украинские, и международные) пришли примерно к одному выводу: это была заранее запланированная фактически публичная казнь военнослужащие Вооруженных сил Украины. Взрыв был внутри, это была не ракета. Ибо, во-первых, прилет ракеты легко проверить по спутнику. Во-вторых, ракета покидает воронку и осколками разносит помещение внутри. А тут был взрыв снаряда, дающий очень высокую температуру. Ибо тела, которые мы видели, обуглены.

Когда мы узнали о случившемся, я обратил официально к Москалькове – это российский омбудсвумен – с предложением вместе посетить место, и в нашем присутствии международные эксперты возьмут на экспертизу все материалы.

Также я потребовал дать мне возможность пообщаться с ранеными военнослужащими. Кроме того, чтобы Российская Федерация приступила к процедуре выдачи тел погибших родственникам. До сих пор никакого ответа на мои предложения я не получил.

Насколько мне известно, пока…