где сейчас учительница из известного мурала в Авдеевке

79-летняя учительница украинского языка и литературы из Авдеевки Марина Марченко вместе с родными сейчас живет на Днепропетровщине. Женщина, чье лицо, нарисованное на стене дома прифронтового донбасского города, стало символом сопротивления Украины, была вынуждена выехать из дома прямо под обстрелами. Российские войска вторично разрушили ее дом в Авдеевке – возвращаться ей теперь некуда. А мурал с ее изображением – пока уцелел, но изуродован осколками.

О себе, своей жизни, войне и надежде Марина Марченко рассказала Радио Донбасс Реалии.

О выборе профессии

Я родилась в Кировоградской области, в селе Небелевка, а школу окончилась – в Черкасской. Нас в семье было восемь. С детства я любила петь. Когда я окончила школу в родном селе, мне дали направление – поступать в консерваторию на вокал. Старший брат повез меня в тогдашний Днепропетровск. Там был филиал киевской консерватории. Все экзамены я сдала, кроме сольфеджио. Написанные на доске ноты – мне их нужно было прочесть и спеть. Но для этого у меня не было знаний – я не училась в музыкальной школе, в деревне ее просто не было.

Брату сказали: слух, голос есть, прошла, но пусть она экстерном закончит музыкальную школу – и мы ее сразу примем без экзаменов на будущий год. Но отец говорит мне: «Артистка? Что это за специальность? Все артистки шляются всю жизнь по миру! Иди на учительницу, потому что это благородная профессия». А родителей тогда очень слушались! Как сказал отец – так и должно быть.

Тогда, в 1961 году, я поступила в Славянский пединститут – учитель начальных классов. Направили меня работать – в Донецкая область, Ясиноватский район, станция Желанная, школа «Большевик». Там я учительствовала пять лет. С мужем мы тоже там познакомились. Он окончил музыкальное училище и был организатором внеклассной работы – хор вел, музыку.

Окончила и пединститут в Луганске – учитель украинского языка и литературы. У меня два образования.

В 1965 году мы переехали в Авдеевку, где мужчина получил квартиру. С тех пор я работала в Авдеевке до марта 2022 года. Сначала – в 5-й, а затем в 6-й школе, которую разбили… Мужчина работал на коксохимическом заводе.

Работалось и жилось весело. В свободное время было много концертов: он играл, я пела. И на русском языке, и на украинском – «Учительница моя, звезда мировая», «Мы пойдем, где травы наклонные», песни на слова Андрея Малышко… 15 августа исполнилось 58 лет моего педагогического стажа.

Об отношении к украинскому языку

Отношение было какое? В приоритете много лет в советское время был русский язык. Детей военных от изучения украинского языка увольняли. Были школы с русским языком обучения. И только, как Украина обрела независимость, все школы города стали с украинским языком обучения, все предметы – на украинском.

Никто не принуждал. Дети сами учили. Я была много лет завучем, при мне переходила школа на украинский язык, так скажу так – никаких проблем не было.

Когда ввели тестирование одиннадцатиклассников, дети, как мне кажется, вообще начали активно изучать украинский язык. Это был первый предмет, который необходимо было сочинять, и все предметы также складывались на украинском языке. Изучали искренне, не из-под палки. Я гордилась, что дети знают язык.

Моя дочь – а она также учительница украинского языка и литературы – только выпустила 11-й класс. Эти дети хорошо сложили украинский язык – и на 190 баллов, и на 180. А говорят: «Донбасс, Донбасс, русскоязычный…».

О 2014 году

Хорошо помню 2014 год, начало этой войны. Работа в школе была очень тяжелой. Почему? Дети, которые не выезжали, пережили и пропустили через себя все, что и взрослые – стрельбу, обстрелы, разруху, разбитые дома… Мы, учителя, старались уделять ученикам больше внимания. Света не было, воды не было – мы пытались выполнять домашние задания с детьми прямо в школе. Надо было подходить индивидуально к каждому.

Сначала были маленькие классы – 10-11 детей, потом, когда было перемирие, относительная тишина, дети начали возвращаться – классы выросли до 20-25 учеников. Стало тише, обстрелы были, но не столь интенсивные. Страдала в основном «промзона» – между Ясиноватой и Авдеевкой. Школа от нее далеко – где-то четыре километра. Выживали, привыкали.

Родители и дети возвращались в свой родной город со слезами. Я давала детям, например, такие темы произведений: «Мой родной город», «Как я отношусь к городу», «Моя Украина – это Авдеевка». Дети писали об этом от всей души! Я читала с удовольствием, гордилась, что мы воспитали таких детей, которые любят Украину!

Помню, как в учительской я зачитывала произведения своего ученика, Александра, сейчас он футболист. Тогда он был в седьмом классе. Он писал, что когда вернулся с родителями в Авдеевку и ступил на родную землю, для него это было самое высокое проявление счастья… Дети сами это почувствовали, когда побывали на чужбине. Да я и сама это сейчас чувствую. Таковы были слова, до слез. Я благодарила детей: «Какие вы молодцы!».

…и 24 февраля 2022-го

Была пандемия, и мы были на дистанционном обучении. Слышим по телевидению: «Война!». Ни мы, ни дети сначала не верили. По телефону онлайн ученики спрашивали: «Неужели это снова война? Уже пережили и опять такое же?». Это был суперстресс для всех – и для детей, и для взрослых. Только как будто немного пришли в себя, привели немного город в строй, вставляли окна…

Началась потасовка, паника. Дети с семьями начали уезжать. Воды в городе не было. Мы набирали в баклажки – техническую, и по 20 литров, и по 30, и по 40. Ее подвозили. А сварить есть – покупали. 1 гривна – 1 литр. Ко всему этому мы привыкли. А вот когда отключили электроэнергию и отопление… Это было страшно.

Стреляли – тоже было привычно, но когда начали пускать ракеты и начали заниматься целые дома… Горели фосфорные боеприпасы, их нельзя было погасить водой. Вот тогда, 14 марта, когда рядом загорелись соседние подъезды, рано утром мы собрались и решили выезжать. Был перевозчик. За перевозку в Днепр с нас взяли по тысячи гривен. Еще по-божески…

О мурале, да что с ним сейчас

Когда началась война, 2015, 2016 год уже, – стали приезжать в Авдеевку почтенные гости, в том числе и из Европарламента, и из Польши, из Литвы, из Чехии. Себя хвалить не буду, я уже много работаю в школе и имею награды – отличник образования, три грамоты Верховной рады, орден и так далее. И вот мне сказали: принесите фотографии, мы будем делать фотосессию. Я принесла. Однажды – урок в пятом классе, открывается дверь, заходят репортеры…

Потом я узнала: было 18 фотографий разных людей. Никто их не охарактеризовал. Этот австралийский художник Гвидо Ван Хелтен пересмотрел все фото несколько раз и говорит на мое фото: «Эту женщину я буду рисовать. Можете мне не говорить, кто она и что. Но я выбрал ее, потому что у нее очень грустные глаза, видно, что она пережила очень много горя».

И вот его привели к нам в школу. Он снова меня сфотографировал. И через два дня, под обстрелами, создал этот мурал. Через два дня – уже можно было узнать лицо, а потом он дорабатывал еще детали. Рисовал на разбитом доме. В народе он у нас называется – «разукрашка». Как раз возле этого дома был ранен мой муж, чуть не умер, едва спасли…

Когда мурал был готов, Гвидо – такой симпатичный, плечистый, лет 45 – приехал в школу, обнял меня в классе перед учениками и говорит: «Вам понравился мурал?». А я отвечаю: «Да я там такая старая, как мне сто лет!». А он говорит: «А разве вы мало горя узнали? Ваш образ символичен. Это все женщины Авдеевки, которые во время войны не бросили своего города, которые работали. Это символ Авдеевки: как во время войны страдают люди». Еще говорит: «Ваш взгляд направлен туда, на Донецк. В нем вроде бы вопрос – что же вы делаете, что производите?»

Сначала мурал был хорошенький: если отойдешь дальше – точно я. Дом этот должны были отремонтировать, но так ничего и не сделали. Ни один человек там сейчас не живет. Мурал уже облучен, иссечен осколками.

О доме…

В Авдеевке нет ни одного дома, который не был бы поврежден. В нашем доме два подъезда полностью сгорели. Света нет, воды нет, газа нет. Остались люди в городе – около двух тысяч. Готовят на кострах, но идет зима… Даже если бы война кончилась сейчас – нам некуда возвращаться. В нашей квартире кухня полностью вынесена. Ванная избита. Зал и балкон разбиты. Квартира была избита в 2014 году, мы успели немного восстановить. И вот – снова.

«Авдеевку уже взяли» – такую ​​дезинформацию распространяют эти бандюки. А мы узнаем от наших, местных, иногда, когда есть связь – и ничего подобного! Город изуродован, разбит, идут ожесточенные бои. Но я верю: Авдеевку не сдадут!

…и новый временный дом

Живем мы сейчас в деревне под Днепром. Домик-«временка». Две комнатки. В одной – мужчина и я, в другой – моего внука женщина с маленьким 9-месячным ребенком. Дочь и зять спят в доме – их пустили родственники. И тут живет женщина моего брата. То есть нас семеро. Кормимся вместе.

Выживаем, как можем. Зять не работает, его химзавод разбит. Дочь и я – работаем.

В новом учебном году собираюсь тоже работать. Заниматься с детьми будем дистанционно. В Авдеевке семь школ – и все разбомблены. Общаюсь со своими учениками. Дети желают в школу. Даже те, что находятся на других территориях, хотят учиться со своими учителями и в своей школе. Родители написали заявления, что дети будут учиться с нашими учителями – почти 100% по каждому классу. Нам доверяют дети и родители. Я и сама очень соскучилась по детям!

Уж знаю, как начну первый урок. Скажу: «Добрый день, дети! Я так за вами соскучилась, так ждала этого дня! Сейчас идет война. Но оно закончится, будет восстановление, будет все хорошо – и эти знания вам пригодятся».

О предпосылках великой войны

Предпосылки войны – очень сложный вопрос, чтобы объяснять их детям на уроках языка. Это учащимся должны объяснить на уроках истории.

Что касается моей…