“Фильм помог мне частично прожить потерю”. Режиссер Светлана Лищинская о фильме «Мариуполь. Реконструкция»

Мариуполь. Реконструкция» – фильм-путешествие в прошлое в поисках родного города. Главная героиня фильма – она же и режиссер – Светлана Лищинская делится своим личным опытом, встречается с беженцами из Мариуполя и пытается восстановить образ родного города до войны. Ее собеседники – люди, благодаря которым город расцветал и развивался, люди, которые вкладывали в город всю свою душу, сообщает телеканал «Настоящее время», созданный Радио Свобода с участием «Голоса Америки».

Как и автор, все они были лишены дома и города после начала войны. Светлана и ее респонденты пытаются реконструировать Мариуполь из-за своих воспоминаний, личных архивов и фотографий, которые им удалось сохранить после прохождения «фильтрационных» блокпостов. Зрители становятся свидетелями исповеди автора в дневнике, где она прощается с любимым местом.

Светлана Лищинская – украинский кинорежиссер. Путь в документальном кино Светлана начала в 2014 году на проекте «Евромайдан SOS. Право на достоинство». В 2017 году она стала соавторкой документального альманаха «Невидимый батальон» о женщинах на войне. Телеканал “Настоящее время” поговорил со Светланой Лищинской о работе над картиной. Фильм будет доступен на ютуб-канале «Настоящее время. Док».

– Ваш фильм называется «Мариуполь. Реконструкция». Что вы хотели реконструировать?

– Реконструировать уже нечего на самом деле. Хотелось сохранить обломки того, что было, пока это не стерлось окончательно из памяти. Хотя, вероятно, уже не сотрется. Знаете, когда у человека горит дом, он собирает какие-то фотографии, какие-то мелочи, которые для него важны, и он их спасает. И это была попытка спасти эти мелочи, крохи.

– Вы объясняете в кадре, почему люди отказываются давать интервью. Многие до сих пор травмированы и не готовы психологически говорить. Как проходил поиск героев? Сколько людей отказалось?

– Сначала я хотела пройтись по своим знакомым, но у меня не поднялась рука. Потому что я внутри ситуации, я знаю этих людей лично, и я понимаю, что они уехали, и им не до интервью. Им помогать нужно. Не знаю почему, но я считала неуместным обращаться к ним. Поэтому я звонила по телефону волонтерам, которые занимаются мариупольскими беженцами. И из-за этих волонтеров мы находили героев.

Было такое, что люди соглашались, а потом в слезах писали, звонили по телефону, отказывались и еще извинялись. Я им говорила: “Вообще не надо извиняться”. Людям было очень тяжело говорить об этом. Многие соглашались только потому, что нас им посоветовали проверенные люди, которым они очень доверяют. Многие боялись. Они уехали оттуда зараженные страхом. Мы этого не можем понять, живем в свободном мире. Но когда наша армия войдет в Мариуполь, мы увидим весь ужас. Буча и остальные отдыхают.

В прошлом месяце президент России Владимир Путин объявил «освобождение» города Мариуполя «успешным». Поскольку жилые районы города испытали сильные разрушения, а экономическая жизнь находится в упадке, это борьба за выживание для примерно 100 000 уставших войной жителей, ожидающих неопределенное будущее.

– А вы пытались связаться с людьми, которые эвакуировались из Мариуполя в сторону России? Ваши герои в основном выезжали через Украину?

– Поскольку задача была не делать фильм об ужасе ситуации вокруг Мариуполя, мы вообще не делали на этом акцента. Каждый из наших респондентов имел невероятную историю за спиной – целый блокбастер. Каждому было что рассказать. Про каждого можно снять отдельный фильм. Но у нас была другая задача. Мы пытались выбирать людей, которые были важны для Мариуполя, принимавших участие в его жизни. Это люди, которые творили и делали его таким, каким он был.

– В вашем фильме многие говорят, что Мариуполя уже нет. Будет другой город. Хотя героиня – журналистка Анна уверена в том, что после увольнения мариупольцы вернутся и город будет еще лучше. В настоящее время другой герой – археолог – считает, что нужно законсервировать поврежденные здания. А третий герой задает очень правильный вопрос, возможен ли вообще театр в том месте, после того, что там произошло? Как вы отвечаете на этот вопрос?

– Невозможен. Категорически нет. Ведь до сих пор под завалами театра куча тел погибших. Это очень травматическая для меня тема.

– Основную часть фильма вы снимали в Днепре. Почему?

– Мы планировали снимать в Запорожье, но в тот момент, когда мы уже договорились с волонтерами, вокруг Запорожья начала напрягаться ситуация. Людей мы не знали, мы хотели на месте знакомиться и получать потом согласие на съемку. И перед отправкой военные со всех сторон мне посоветовали не ехать туда. Потому что там была угроза котла – и выбраться было бы проблематично. И мы очень быстро за один день нашли днепровских волонтеров и приехали туда – и начали искать людей.

– Как вы думаете, вы закрыли для себя эту тему прощания с Мариуполем? Возможно ли продление картины?

– В процессе работы над фильмом «Мариуполь. Реконструкция» я проплакалась, проговорилась. Он помог частично прожить потерю. Но полностью историю отношений с городом я не завершила. Я уже давно работаю над другим фильмом о Мариуполе, я начала его снимать еще до войны.

Тема фильма – бесплатные курсы английского языка в Мариуполе. Но тогда, когда я начинала, многие мне говорили, что это провокационная, скользкая тема. И было тяжело получить финансирование. А мне было интересно увидеть, как Мариуполь чувствует себя, какая там самоидентификация.

Когда началась война, фильм получил развитие, я кое-что снимала для него. Он называется «Немножко чужая». И я уверена, что его кончу в освобожденном Мариуполе. В скором времени мы поедем на кинофестиваль Leipzig.DOC представлять проект. В этом фильме не будет ужасов. О них, по-моему, есть много желающих снять.

– У вас получилась очень личная, интимная история. Важную часть фильма занимают архивные материалы, ваши личные и герои. Легко ли люди давали вам свои фотографии, видео?

– Не все легко давали архивы. К примеру, Анна, журналистка, не дала, потому что в момент, когда мы монтировали, у нее умерла мать, которую она вывезла. Они выехали из Мариуполя в первые дни, когда город еще был открыт, потому что она была тяжело больна. Она ее спасла тогда. Поэтому я просто брала фотографии с ее страницы в фейсбуке.

У некоторых не сохранились фотографии, видео, потому что многие чистили телефоны для выезда. Особенно трудно было просить тексты переписки, скрины. Это все – аутентичные тексты. Телефон в военное время очень опасная штука, они очень боялись давать эти тексты. Это было труднее, чем видео и фото попросить. Люди боялись, что не то слово или контакт вылезет, поэтому не все дали скрины.

Многие очень боялись, говорили: мы ничего о политике не будем говорить. Мы им отвечали: «Мы ничего и не будем спрашивать. Будем говорить о городе. О том, как там было. Все время были в напряжении, ждали каких-то подвохов, боялись, что я начну говорить о политической ситуации, потому что у многих какие-то близкие есть, родственники на оккупационных территориях. Многие не знают, что будет с Украиной.

– Есть ли у вас кто-нибудь из знакомых, кто перешел на ту сторону? Кто придерживается других взглядов?

– Да. У меня моя родная двоюродная сестра не понимает, что такое Украина, и все это воспринимает враждебно. Хотя моя тетя, ее мать, ей 84 года, она за Украину. Они все время ссорятся. У сестры мужчина из Краснодара они часто туда ездили. И он поддерживает Россию. Сестра отправляла дочь в Питер на «Пурпурные паруса», в Евпаторию. Хотя есть возможность отправить ее в Германию. Меня пугает, что она сейчас пошла учиться в школу – и учиться по российским учебникам. Я просматриваю группы в интернете о школах в Мариуполе и могу сказать, что я бы своего ребенка в такую ​​школу не отдала.

– Поскольку в вашем фильме вы не говорите о политике, не было ли идеи подать и их показания?

– Они находятся в Мариуполе. Я их для своего фильма не могу снять. У них нет связи. Нормальные люди этого не понимают. Мариуполь отрубили от Интернета, мобильной связи. Этот город находится в полной изоляции. И там строят некую «квазисовку». И они не могут общаться ни с кем. Я даже не могу принять аудио-интервью для своего фильма. Если где-то удается поймать интернет, это выглядит так: слово слышать – другое нет. Я пыталась договориться с ними, но они все воспринимают враждебно.

– Вы им говорили, что это будет о городе фильме? Они ведь не могут отрицать, что того Мариуполя, который был, уже нет?​

Фотографии одних и тех же мест в Мариуполе до и во время российского вторжения в Украину.

– Конечно, не могут. Моя квартира, квартиры всех родственников сгорели. Всё, ничего нет. Но у них просто большое оскорбление нашей власти. Что их не спасли. Что когда была вся блокада, их бросили. Ведь Россия, прежде всего, отключила доступ к информации и начала насаждать свой нарратив. Люди, которые еще до этого не очень разбирались в ситуации, получают информацию: «Вас покинули! Вы никому не нужны!» И они имеют очень большое оскорбление.

Почему очень многие не уезжают из Мариуполя и из восточных регионов? Потому что у них есть это представление: “Кому мы там нужны?!” Я своим родным говорю: «Приезжайте!» Да, нужно немного собраться, но все здесь очень поддерживают. Существует гуманитарная помощь, у нас здесь, в Киеве, есть лагерь для переселенцев, многие хотят помочь. И если ты только доверишься людям, миру, то все будет. Но они в это не верят.