«Тьма, черно, я думал, что это все». История фотографа, два месяца прожившего в блокадном Мариуполе

Фотограф Евгений Сосновский смог уехать из Мариуполя после 62 дней пребывания в блокаде. В охваченном войной городе мужчине пришлось несколько недель жить в подвале, побывать под завалами и выжить, видеть, как погибают мирные жители и горят дома. Через блокпосты российских войск фотографу удалось вывезти свой архив с фотографиями мирного города, а также фотографии из блокады. Среди них – и фото дневника 8-летнего мальчика, который в подвале писал о гибели близких. Свою историю мариупольец поведал Радио Свобода.

«Показать украинский Мариуполь»

58-летний Евгений Сосновский – коренной мариуполец. В городе на побережье Азовского моря он родился, вырос, работал. Специалист по ИТ и частный предприниматель, он увлекался фотографией. Родной город вдохновлял на фотопейзаже.

В 2014 году, когда состоялась Революция достоинства, и на Донбассе началась война, фотограф взялся снимать важные для города события – общественные собрания, проукраинские митинги, художественные акции и т.д.

«Начиналось все как хобби. Снимал бытовые вещи. Семейные. Когда мы ездили в туры – снимал в память то, что мы видели. Когда начались события 2014, я начал снимать именно их. Я считал, что нужно показать, что происходит в Мариуполе. В то время многие СМИ, в частности, украинские, давали неполную картинку – показывали наш город как «сепарский», где якобы все за «русский мир», где все любят Путина. Нас было много, мы объединились, проводили митинги. Даже, помню, в апреле 2014 года получил за то, что снимал, битой. Мне перебили руку, разбили планшет… Но Мариуполь остался украинским. В августе, когда Путин открыто пересек границы, люди вышли на площадь и показали, что мы не хотим, чтобы здесь была Россия. Люди также стали живой цепью на таганрогском направлении, нас было около пяти тысяч. Все это я снимал. Снимал культурную жизнь, снимал красивые дома. А потом так получилось, что некоторые издания начали просить эти снимки. Я предоставлял, даже бесплатно, потому что для меня было главным – предоставить информацию о Мариуполе такой, каким его вижу я», – рассказал Евгений Сосновский.

Начало войны. «Я верил, что скоро все кончится»

24 февраля этого года Евгений Сосновский очнулся, как всегда, рано. Рука потянулась к планшету – новости. Так узнал, что началась полномасштабная война. Муж с женой Светланой решили оставаться в городе, ведь верили, что скоро все кончится. Не могли оставить в Мариуполе и 90-летнюю больную мать Светланы.

«Это был шок. Я до последнего надеялся, что Путин не начнет открытое полномасштабное вторжение, ведь страны Запада обещали сразу дать такой ответ, что ему не поздоровится… Мы решили не ехать. Первые дни люди начали скупать в магазинах все, что там было. Потом – начали мародерить. Рассказывали, я сам в этом не участвовал, – что украинские военные открывали магазины и говорили: берите, запасайтесь, чтобы выжить. Мы жили на первом этаже, у нас был подвал – там картофель, консервация, то есть запас продуктов у нас был. Сходили еще в магазин, взяли макароны. Набрали ванную воду. Больших запасов не делали, потому что я верил, что скоро все кончится, что Европа и США дадут быстрый и адекватный ответ», – рассказал он.

Первые обстрелы

Первое жестокое столкновение с реальностью, говорит он, произошло 3 марта. В то время в городе уже не было ни света, ни воды. Около 5 вечера супруги услышали серию взрывов. В их многоэтажке посыпались стекла, соседние дома были повреждены снарядами.

Мы сидели в коридоре и ничего не знали. Страшно было. Летит снаряд – и ты не знаешь, куда он прилетит. Он может прилететь именно в твою квартиру. Даже звук этот, особенно для моей жены, был страшен. Но этот обстрел, как я говорю, – это еще были цветочки. Дальше становилось еще хуже и хуже. Каждый день мы ходили в частный сектор – ухаживать за 90-летней бабушкой. До войны она еще как-то могла передвигаться, сейчас и этого уже не может. Война ее доконала. Мы ходили к ней – ухаживать, сварить есть. Ее дом как раз был очень близок к «Азовстали». Мы видели, как обстреливали “Азовсталь”, как на парашютах спускали бомбы”, – рассказал мариуполец.

Под завалами

15 марта, когда они с женой были в теще, Евгений попал под обстрел и оказался под завалами. Снаряд упал очень близко – в метре-полтора от мужчины.

«Начался очередной обстрел. Мы уже не знали, какой он по счету, потому что они были почти каждый день. Мы были у матери жены. Я как раз выбегал на улицу из дома и был как раз на веранде, когда в метре от меня прилетел снаряд. Веранду разнесло вдребезги, осталась одна стенка. Я очутился под завалами. Темно, ничего не слышу. Шифер, балки, все на меня свалилось. Тьма, черно. Честно говоря, я думал, что все это. Когда чувствую – будто голова работает, начал двигать ногами-руками – как целые. И я начал разгребать обломки руками. Увидел маленькое окошко света и полез туда. Выбрался. Вокруг желтый туман, вонь, ничего не видно. Я пошел в тумане и наткнулся на сарай напротив дома матери. И тогда уже сориентировался и пошел к дому брата жены неподалеку. А они все, к счастью, скрылись там. Когда увидели меня, очень обрадовались. Начали кричать: «Жив, жив!». Очень испугались. Женщина до сих пор, когда смотрит на фото веранды, говорит, что не знает, как я оттуда смог выбраться», – рассказал Евгений.

Снимание войны

Во время затишья Евгений Сосновский пытался фотографировать, что видел вокруг. Хотя когда в город вошли русские войска, делать это было уже опасно, говорит он.

«В начале я еще мог позволить себе ходить с камерой и снимать, хотя реакция некоторых людей была негативной. Снимал тех, кто был не против, тех, кто, как и я, считали, что это скоро кончится. Я им говорил: «Вот война кончится и у вас будут фотографии». Действительно – некоторые из моих героев уже получили мои фотографии, живые. Некоторые… Я недавно узнал: молодая девушка, которую я снимал, волонтер – находится в плену. Ее арестовали, когда она ехала на волонтерском бусике… Но потом, когда в нашем районе были деенеровцы и российские военные, фотографировать на камеру я уже не мог. А по телефону – тоже, потому что у нас был один пауэрбанк на всех, на всю семью. Надо было беречь энергию, чтобы изредка выходить на связь с детьми: дочь наша живет в Киеве, а сын смог уехать в Винницу. Поэтому я фотографировал мало и тайно – разгромленные улицы, дома. Раз снимал – когда вдруг идут человек десять «деэнеровцев». Едва успел спрятать камеру под курточку. И нашёлся человек, который донес на меня в «МГБ» «ДНР» – мол, что я ходил и что-то фотографировал. Я сделал из себя простачка, интеллигентика такого и говорю: снимал людей, но ничего не осталось, потому что все сгорело», – сказал фотограф.

Две недели в подвале и «Мариупольский дневник»

18 марта, когда супруги были у себя дома, снова начался обстрел. В квартиру постучали. На пороге стояла племянница Елена с двумя детьми. Все трое были ранены, в крови и в пыли.

«Шли дикие обстрелы, уличные бои – как раз там, где они живут. И я всегда говорю, что она – мать-героиня. Под этими обстрелами она смогла привести к нам двоих своих детей. Она даже не знала и не заметила – у нее было две раны на ноге, шла кровь и была большая рана на руке, вырван кусок мяса. У ее 8-летнего мальчика Егора была рана на спине, у дочери – рассеченная голова. Я бросился к нашим военным во двор, чтобы они связались с медиками. Но они сказали, что не могут ни с кем связаться. Они дали нам обезболивающую и упаковку бинтов. Соседи принесли марли, перекиси водорода. Мы перевязали раненых, и они остались у нас», – вспоминает Евгений.

Через два дня Евгению Сосновскому с родственниками пришлось покинуть квартиру, в которой они жили. «Кадыровцы» даже не дали времени на собрание – приказали покинуть помещение, где обустроили свои позиции. Позже дом сгорел. Из имущества, говорит Евгений, ему удалось спасти только сумку с документами, одну из трех фотокамер, а также свой фотоархив.

Дальше были две недели жизни в подвале. Среди самых ярких фотографий, которые Евгений сделал тогда, – фото дневника 8-летнего мальчика Егора, его родственника. Тот, сидя в укрытии, писал о войне и смерти близких. Фото этой тетради облетели весь мир и стали известны как «Мариупольский дневник». Сейчас их маленькому автору, говорит Сосновский, вместе с родственниками удалось вырваться из Мариуполя.

Самое страшное

В те дни в оккупированном городе Евгению пришлось своими глазами увидеть не одну семейную трагедию.

«С собой мы смогли взять всего два термоса. Нам пришлось поселиться в подвале соседнего дома, где жильцы позволили нам быть. Там были лежанки, несколько матрасов. Как только мы спустились в подвал, через полчаса услышали на улице дикие женские крики. Женщина была в истерике. Оказалось, что молодой парень, ее сын, выскочил из подъезда на улицу – посмотреть, какой этаж горит. Денис – потом я узнал его имя. В этот момент снайпер угодил ему прямо в висок. К нему бросился отец. Отец упал убитый рядом с ним. Вдвоем они так лежали в луже крови. Их еще долго не могли унести. У этого парня осталась мать Анжелика и жена Лера с годовалым ребенком. Они пробыли с нами в подвале почти все эти две недели. У них была квартира на восьмом этаже, но в ней было небезопасно. Поднимались в квартиру только за едой и памперсами для ребенка», – рассказал Евгений Сосновский.

Одним из самых страшных эпизодов, свидетелем которых ему пришлось быть в оккупации, говорит фотограф, был сбор «деенеровцев» тел погибших гражданских.

«Однажды я вышел из подвала на улицу и увидел, что приехал оранжевый самосвал. Он уже наполовину был заполнен телами людей. Ездили по…